В то утро она проснулась позже обычного. Ранние подъемы в последние годы несколько угнетали ее. Проснуться затемно и идти на деревянных ногах в уборную, вот что было теперь привычным. Старение всегда казалось ей каким-то далеким явлением, которое может быть и не коснется ее никогда, ведь это так глупо стареть, совсем не к месту и не ко времени, - зачем другие люди стареют, зачем они ходят с палкой, согнувшись, если можно идти в полный рост, ковыляют еле-еле, мешкают, мешают пройти, смешные и нелепые люди, надо просто оставаться в форме, - так думала она еще недавно, а теперь по-другому, впрочем, она не культивировала в себе подобную рефлексию, осознание приходило периодически, когда замечала седой волосок в брови, или свою осанку в отражении витрины, - о, боже, это не я!
В то утро она спустилась по холодному лестничному пролету вниз чтобы достать почту. Конечно, какая там могла быть почта? Ничего интересного, одни счета, но этот раз среди счетов оказался чужеродный конверт из «серого мрамора», конверт был бумажный, но бумага - серого цвета с мраморными прожилками, очень красивая, получалось что-то похожее на скрижали, на которых должны быть написаны, вытесаны, самые важные слова, которые раскрывают, смысл бытия, устройство мироздания, или, во всяком случае, они не должны быть похожи на что-то сиюминутное и тривиальное, как счета, которые и составляли всю обычную корреспонденцию. Она разорвала конверт и начала читать: « Я люблю Вас...» - Кто это? Кому письмо? Какая-то ошибка, розыгрыш, глупость, разберусь с этим позже. Убрав все в карман домашней кофты, она сосредоточилась на безопасном движении вверх по лестнице, тут нет места ротозейству, надо не запутаться в юбке, не уронить туфлю, не оступиться, важно сохранить себя, любая ошибка, и ты уже не та. Добравшись до квартиры, она заперла дверь, и привычно отметила это в своем сознании очень ярким маркером, потому что стала забывать вещи, в том числе, закрывать двери., а маркер хоть как-то спасал, этот способ она вычитала недавно в интернет, и он не подводил, с тех пор, как она начала им пользоваться, еще ни одна кастрюля не сгорела.
Сев за работу, она полностью сосредоточилась на своем тексте, который был ее единственным собеседником в пустом доме. - Нет, это все не годится, все эти подробности к черту!. Надо начинать сразу с главного: « По телефону его голос звучал особенно волнующе... - Вечером увидимся? - Да, приходи, я уже открыл бутылочку «Lettres de France» - О, тогда я буду в платье бордо - Ты не могла бы хоть раз прийти без платья? - Сразу без платья? Надо подумать...Нет я боюсь что не смогу припарковать машину так близко, а идти голой два квартала, или даже просто пересечь улицу, было бы неосторожно с моей стороны, хотя бы из-за моей привычки курить на ходу... - Ты слишком много болтаешь, приходи к семи, чао! Она опустила трубку, еще раз посмотрела на экран, не веря своим глазам, - как можно так прерывать диалог? Это так холодно.» Или хладнокровно? При чем тут кровь? Есть теплокровные и хладнокровные, кажется так? Рептилия ну чистая рептилия, он похож на ящера, или динозавра, да, я давно это заметила, но голос, он всегда звучит так волнующе, - она закурила, глубоко затянувшись, откинулась в кресле и закрыла глаза..… - Я очень плохой писатель очень плохой.... слишком много подробностей, слишком шаблонно, надо не так, надо тоньше, легче, едва касаясь, - она вспомнила его поцелуй и поймала себя на том, что реально шевелит губами, стараясь жарко на него ответить, что заставило ее очнуться. - Писательский труд довольно шизофреническое занятие, - отметила она вслух, вновь пробежалась по тексту, - так, все убрать! Все подробности и детали к черту! Писательское мастерство сродни актерскому, надо хорошо вникнуть в образ, чтобы сделать его достоверным, оживить, быть им, буквально чувствовать, когда он хочет выть, когда пить, кстати, где стакан?- он был под рукой, как и все, что требовалось для работы, немного успокоив свое волнение глотком воды, вернулась к своим героям: «Хорошо что я сегодня опять его увижу, смогу прикоснуться к его руке, у него очень красивые руки, возможно, что я просто буду любоваться ими, когда он поставит передо мной бокал и нальет вина... Где он был вчера?! У него кто-то есть, это наверняка, но он скрывает.... пока скрывает... значит ему важно, чтобы я не знала, значит пока все продолжается, кажется так , если я сама не завршу это все прощальным поцелуем, а не слишком ли я цинична?» Заныла спина.
Она встала прошлась по комнате, опустила руку в карман. - О, утренняя «скрижаль». - надо разобраться в чем дело, чье-то письмо попало к ней. На конверте стоял ее адрес и имя, это письмо предназначалось именно ей, и прочитала послание, написанное каллиграфическим почерком: «Я люблю Вас! Когда Вы получите это письмо, то цветы на моей могиле уже пожухнут, за ней некому будет ухаживать. Моя дорогая, единственная любимая, хочу, чтобы Вы знали, что я всегда трепетно и преданно любил только Вас Я знал о ваших сомнениях, они стали причиной нашего разрыва, но хочу вас заверить, что они были, если и не совсем напрасны, то глобально безосновательны, поскольку я всегда был вдохновлен только Вами, и до последнего часа помнил наш прощальный поцелуй. Я решил написать, и даже отправить письмо. Когда оно дойдет, я буду покоен в лучшем из миров. Это письмо будет для Вас неожиданностью, я знаю, представляю как Ваши надменные брови взлетят в возмущении, как Ваши милые щечки вспыхнут яростным румянцем, затем побледнею, и Вы улыбнетесь, а глаза Ваши переполнят горячие слезы, их будет так много что они увлажнят ресницы, потекут по щекам и будут капать с подбородка на этот листок, но не растворят чернил...» Чернил не было, письмо было ксерокопией, кто знает, сколько адресатов получили такое же, но подслеповатые глаза не могли уже различить подвох, они увлажнились и не видели ничего, кроме грез...
свернуть